Рассказ о Микаэле Таривердиеве начну с личных воспоминаний о маэстро бывшей солистки харьковской оперы Виктория Хохловой. Меня эта история поразила:
- Представьте начало 90-х, в филармонии не топят, самоотверженных ценителей искусства в холодном зале – единицы. Директор ставит артистам условие: «Либо придумываете программу, на которой можно заработать, либо распускаемся». Идем с аккомпаниатором в нашу библиотеку, смотрим, на чем бы заработать. И вдруг – моноопера «Ожидание» от автора музыки к «Штирлицу». Как и всё, созданное Таривердиевым, талантливо до боли душевной. Играем мы с аккомпаниаторшей эти ноты и ревем в два ручья. Наверно, и слушателей так же тронет музыкальная история о женском одиночестве, поделилась я тогда с подругой из Союза композиторов. Только бы несколько вопросов по нотам прояснить. «Какие проблемы, – поддержала подруга. – Звони маэстро и спрашивай, что не ясно». И тут же нашла домашний телефон композитора. Дрожащими от волнения руками набрала я его номер, боясь, что знаменитость и слушать не станет. Но мне даже не пришлось объяснять, кто я такая. Узнав, когда премьера, Таривердиев сказал: «Я приеду». И через месяц был на моем концерте: утром – с поезда, вечером – на поезд, даже не заикнулся о гостинице – не хотел никого заботами обременять. Нужна ему была какая-то 25-летняя дебютантка из Харькова! Такой это был человек…Кстати, Таривердиев просил молодую певицу хорошенько подумать, уезжать ли в Америку. «Легкой жизни не жди», - сказал на прощание. Много раз эмигрантка вспоминала его слова – прав оказался Микаэл Леонович на 200%!
На вопрос в конце жизни, почему он сам в сложные времена не уехал из страны, Таривердиев ответил: «Я люблю свой диван…».
Рабочий человек
Диван для сочинителя музыки был не только лежанкой (у него никогда не было кровати), но и полноценным рабочим местом. Здесь он и трубку курил, и виски пил, и «Мгновения» придумывал. По жизни он был свободным художником и никогда не имел трудовой книжки. Но когда однажды врач заметил, что у него «руки рабочего человека», Таривердиев ответил, что он и есть «рабочий человек».
Работы он сделал много: четыре балета и четыре оперы, три органных концерта и симфония для органа, десять хоралов и пять вокальных циклов, фортепианное трио и несколько фортепианных пьес, концерты для скрипки и альта, больше сотни романсов и музыка к 132 фильмам, среди которых – «Семнадцать мгновений весны» и «Ирония судьбы…», «Король-Олень» и «Мой младший брат», «Человек идёт за солнцем» и «Старомодная комедия», «Любить» и «До свидания, мальчики!».
Музыку к кино Таривердиев в последние годы не только сочинял дома, но и записывал. В его домашней студии были музыкальные инструменты и пульты звукозаписи, магнитофоны и компьютеры. А еще – личная фотолаборатория (он серьезно занимался фотографией) и бесконечно разбухавшая нотная библиотека, которую частично пришлось выставить в совместную с соседями прихожую.Ностальгия по идеалу
Жил Таривердиев в типовой московской многоэтажке, но преобразил свое творческое пространство так, что люди говорили: «Это не жилье, а декорации « Мосфильма». Дизайнеры киностудии действительно приложили к нему руку, но не из «Мосфильма», а из студии им. Горького. На гонорар за музыку к телесериалу «Семнадцать мгновений весны» композитор снес перегородку, расширив гостиную, и обил парчой стены. Уют для него означал порядок. Он не мог работать, если вещи лежали не на своих местах. Совершенство формы ему было важно и в музыке, и в окружающем мире. Он даже в гостинице мебель переставлял, хотя мог провести в номере лишь несколько часов. Гармония была условием его творчества и правилом жизни. Он никогда не обедал на кухне – за стол садился только в гостиной. Пил лишь из «правильных» бокалов. К любимым вещам привязывался, как ребенок к игрушке. Даже в поездки брал с собой трубку, фотоаппарат и подзорную трубу. Импозантно одевался и красиво говорил. А еще – красиво поступал.
Именно благородный поступок Таривердиева лег в основу фильма Эльдара Рязанова «Вокзал для двоих». Не случайно главный герой там – пианист.
У музыканта был роман с актрисой Людмилой Максаковой. Ночью они ехали в машине, под колеса из темноты кинулся человек, женщина не успела затормозить… Вину за случившееся Таривердиев по-рыцарски взял на себя – сказал прибывшей милиции, что за рулем был он. Два года длилось разбирательство, дело передавалось по инстанциям, композитор ходил на допросы и суды, ожидая приговора за решеткой. Таривердиева осудили, и когда решалась его судьба, любимая женщина не поддержала – она даже уехала из города. От тюрьмы Микаэла Леоновича спасла амнистия, но подавленность от разочарования в женщинах осталась надолго. Его музыка была наполнена ностальгией по идеалу, а внутренний камертон искал созвучную душу.Таривердиев говорил, что всему хорошему научился у матери, а все плохое в нем – то, чему не смог у нее научиться.